– И какое будущее мы построим, повелитель. Оно будет построено на пепле нашей чести?
Дорн молчал, и на мгновение Архаму показалось, что он увидел другие лица в тенях морщин на лице примарха: Мортарион, Коракс, Кёрз.
– Этого, – после паузы продолжил Дорн. – Этого я боюсь.
Архам склонил в голову, больше не в силах смотреть ему в глаза.
– Я буду следовать вашей воле и возложенному вами на меня долгу до конца, – сказал он и прижал руку к груди в приветствии. – Я не подведу вас.
– Нет, не подведёшь.
Армина Фел видела, как Архам ушёл. Сияние его мыслей напоминало тлеющие угольки огня, яркие и жаркие, потрескивавшие под холодными слоями пепла. Она вернулась в зал к Дорну. Разум примарха казался низким пламенем, которое гасло в темноте, подавленное силой воли.
– Ваши приказы, повелитель?
– Пора. Как только корабль Архама улетит, “Фаланга” направится навстречу с флотом у Нептуна. Вы готовы?
– Всё согласовано между другими главными астропатами и мной.
Дорн кивнул, и Армина знала, что этот жест являлся не только подтверждением, но и разрешением уйти. Она не двигалась.
– Магистр Архам… Вы не сказали ему, повелитель?
Разум Дорна замерцал, но остался закрытым и тёмным.
– Нет, – ответил он. – У него свой долг, а у меня – свой.
– Если он не…
– Закончите необходимые приготовления, госпожа. Мы отбываем в течение часа.
– Конечно, повелитель, – сказала она и склонила голову.
Кестрос смотрел на монитор, когда открылась дверь. Он не стал поворачивать голову. Это была Андромеда. Он узнал её по шагам по каменному полу, лёгким и плавным, как движения хищника семейства кошачьих. Она остановилась как раз за пределами досягаемости его руки и секунду смотрела на него.
– Я думала, что у тебя расколота грудная клетка и её снова сшивали, – сказала она.
Он ничего не ответил. Они закончили час назад. Правая половина груди стала слоем искусственной плоти на каркасе из пластали и керамита, прикреплённом болтами к костям. Шторм боли всё ещё потрескивал в теле, и он чувствовал привкус крови при каждом вдохе.
Когда он не пошевелился и не ответил, она повернулась и посмотрела на мониторы.
Всего было девять экранов, каждый висел на кабелях и показывал одно и то же изображение с разных углов: сидевшего вдовствующего сына Хиракро. Цепи протянулись от колец в стене к кандалам на запястьях и лодыжках. Он был в обычной белой одежде, пожелтевшей и покрытой пятнами от пота.
– Он здесь почти тринадцать часов. При такой температуре в камере он скоро начнёт страдать от неблагоприятных физиологических эффектов. – Кестрос остановился, вздохнул, кровь и боль на мгновение затмили всё остальное. – И насколько я вижу, у него нет воды.
Андромеда кивнула. – Так и задумано.
Он почувствовал, как напряглись мышцы челюсти, пока глаза смотрели на экран. Кестрос видел, как человек покачал головой, словно пытался встряхнуться и сохранить ясность ума. Низкий стон донёсся из вокс-спикера, висевшего в темноте позади экранов.
– Я не собираюсь убивать его или рвать на куски, – фыркнула она и покачала головой. – Ты и в самом деле парадоксальное существо. Прорубаешься сквозь кровь и убиваешь без милосердия, но мучающийся от жажды человек в цепях пробуждает в тебе добродетель.
– Ты же говорила, что хорошо знаешь нас… – начал он.
– Лучше, чем вы сами себя знаете, – выплюнула она. – Мой вид нумерует наши жизни. Я – Андромеда-17, но Андромеда-15 умерла от рук воинов Императора. От ваших рук. Ты думаешь, что показной чести достаточно, что идеалы смоют кровь с ваших рук?
Кестрос посмотрел на неё. Это было больно, он сдержал гнев в клетке с острыми краями. Она уставилась на него тёмными блестящими глазами, зубы слегка показались между губами.
– Ты ненавидишь нас, – произнёс он, как только понял. Она выдохнула и отвернулась:
– Сколько, по-твоему, любви может получить империя, построенная на резне?
– Мы необходимы для великого будущего.
Она рассмеялась. – Ты всё ещё так думаешь? Неведение и в самом деле величайшее утешение.
Он не стал отвечать и тишина углубилась. Хиракро на экране вздрогнул и замер. Из динамиков донёсся звон цепей. Кестрос обдумывал сказанное Андромедой, мысли размывались потрескивавшими молниями боли. Она попыталась спровоцировать его. Он знал это, но проблема состояла в том, что она находилась здесь и сюда её привела воля Архама и примарха. Зачем это нужно, если её слова ошибочны?
– Почему ты согласилась? – спросил он. – Почему ты согласилась служить Императору на стороне тех, кого ненавидишь?
Выражение её лица изменилось. Гнев? Презрение? Удивление? Затем она пожала плечами:
– Это интригует меня, – ответила она, кивнув на экран, – и не могу сказать, что мне нравятся альтернативы, предлагаемые противоположной стороной. – Она вздрогнула. – Я займусь этим. – Подойдя к двери, она оглянулась и снова кивнула на экран. – Можешь остаться и посмотреть, если тебе нравится.
Воздух в камере превратился в густой суп, приправленный потом и вонью машинного масла.
Вдовствующий сын Хиракро чувствовал, что пот покрывал его тело, словно жидкая вторая кожа. Он находился здесь… Он не был уверен, сколько именно находится здесь. Он пытался думать о том, что происходит и что может помочь избавиться из цепей и жары, но мысли продолжали неизменно возвращаться к воде.
Вода. Холодная и много.
Вода плескалась в океанах и падала с неба.
Вода с рёвом низвергалась из труб, заполняя глубокие бассейны.